одно из воспоминаний

Дием обожает Венецию. Венецию, с её узкими переулками и каналами, с её наполненностью в одних местах и возможностью полностью уединиться в других. Дием любит бесконечное тепло и любит редкие дожди. Он любит яркое итальянское солнце, которое заставляет жмуриться или примерять очередные солнечные очки от Armani. В такие дни Дием просыпается в номере отеля Danieli, видя из окна башню на площади San Marco. Себастьян – ранняя пташка, так что, как правило, его можно застать в гостиной номера, убирающего свежий персиковый сок и бутылку дорогого вина – непременно белого – в холодильник, вечером из этого они смешают восхитительный Беллини. Это один из тех видов напитков, которые Дием пьет только в одном месте – в Лондоне этот коктейль ему покажется абсурдным, но здесь, в Венеции - он превосходен. Днем Каин надевает джинсы и майку, открывающую светлую кожу плеч, которые к вечеру несомненно сгорят, но это не столь важно, и они с Себастьяном отправляются гулять по городу, слившись с толпой шумных туристов. Они проходят по мосту вздохов, и Ди рассказывает Морану (плевать на то, что не в первый раз), почему он так называется. Говорит о том, что люди, отправлявшиеся по нему в темницу, через решётчатые резные окна в последний раз видели солнце. Король и его Тигр следуют дорогой этих несчастных, заходя в тюрьму, изучая камеру за камерой. Каин пропитывается атмосферой бессилия и отчаяния и тут же смеётся, вслух вспоминая сбежавшего отсюда Казанову. Он говорит, что парень был не промах. Спрашивает: - Скажи, Тигр, мы бы сбежали отсюда? – глядя на Себастьяна с четко выверенной дозой любви в глазах. Моран задумывается, но Ди пинает его локтем под ребра, и снайпер тут же отвечает, переставая хмуриться: - Конечно, сбежали бы, Каин. Вампир довольно скалится и начинает рассказывать очередную историю об этом месте, но Себастьян слушает вполуха, думая о том, что этот побег – пригласительный на одно лицо. Для кого именно – знать не обязательно. Впрочем, Моран всё равно знает. Так они проводят весь день. Словно -нормальные- люди. Словно они вполне могут вот так запросто влиться в толпу. Каин Дием может всё. Себастьян Моран может всё, что нужно Диему. Вечером, когда толы туристов перемещаются в рестораны, Каин и Себастьян перемещаются в номер отеля. Там их путь начинается в гостиной, где они едят и пьют, иногда играют в шахматы, домино или в карты, иногда на раздевание. Иногда Дием даже проигрывает. И тогда путь продолжается на столе, у стены, у двери, в ванне, в спальне – где угодно. Так заканчиваются их хорошие дни, и начинаются ещё более хорошие ночи. Бывает и по-другому. Каин ненавидит Венецию. Венецию, с её чудовищным зловонием, запахами гниения и плесени, с её затхлостью и вечно мокрым от слишком большой влажности постельным бельём. Дием ненавидит то, что Венеция умирает, он ненавидит то, как пестр и аляповат некогда великий город. Словно размалёванная шлюшка – теперь он отдается каждому туристу, раздвигая ноги и показывая всё, что от него осталось. Жалкая Венеция. В такие дни Ди просыпается слишком рано или слишком поздно – время никогда не подходящее. Моран лежит рядом, и от него становится ещё более жарко, чем от одеяла, Каин сбегает от него на балкон, попутно прихватив пачку сигарет и зажигалку. На третьей сигарете и руках, которые начинают подрагивать, появляется Себастьян. Так же, как и лежал в кровати – в одних трусах. Вампир бросает на него взгляд, и от этого становится тошно. Моран похож на Давида или одного из тех мужчин, увековеченных в камне. Слишком идеален. - Уходи, - приказывает Дием, и Себастьян знает, что это тот момент, когда спорить, уговаривать - что-либо делать бесполезно. Потому что Каин непреклонен. Иногда Моран думает о книге по биполярному расстройству, затерявшейся у них дома на книжной полке. Приступы мании сменяются приступами депрессии. В этом слышится и видится что-то знакомое. Себастьян мотает головой. Нет. Просто. Нет. За Мораном закрывается дверь, когда Дм затягивается пятой сигаретой. Он смотрит на ненавистные каналы, дома и потоки туристов. Хоть бы сейчас сюда упала какая-нибудь бомба. Случайно, конечно. Потом это покажут по всем новостям, люди будут скорбеть, плакать. Главное чтобы сейчас больше не пришлось смотреть на всё это уродство. Каина тошнит. Рвёт в туалете, а он усмехается про себя. Видишь, Венеция? Меня ты не покорила. Ты омерзительна. Себастьян возвращается к вечеру, а каждый раз, открывая дверь номера в такие дни, он мысленно покупает лотерейный билет. Выигрышные ли сегодня номера? Там ли Ди, или ушёл топиться в ближайшем канале? Пьет ли вино или пьёт кого-то? Может, просто лежит на полу в гостиной, разглядывая трещины на потолке? Бинго. - Ты знаешь, что в Венеции нет канализации? То есть, с древних времен всё дерьмо стекало в воду, и сейчас это не изменилось. Я говорил тебе, что это -дерьмовый- город, - он усмехается, не поворачивая головы в сторону Себастьяна. Моран усмехается тоже, он подходит ближе и забирает сигарету из руки Диема, метко бросая её в переполненную пепельницу. Он открывает окно, потом, немного подумав, и балкон тоже. - Во всей Италии поклоняются Святому Петру. Ну, которому построили собор в Ватикане, помнишь? – Себастьян кивает, - Но Венецианцы… Нет, им страшно хотелось выделяться. Поэтому площадь - вон, видишь башню – у них Святого Марка. Своенравные богачи. Неужели им не плевать, ради кого вставать на колени и у кого просить прощения? – пренебрежительно спрашивает Каин, продолжая разглядывать потолок, словно ответ проявится там. - Важно, - вдруг подаёт голос Себастьян. Каин поворачивает к нему голову, и тёмные, сейчас почти чёрные глаза долго вглядываются в светло-серые, теперь выискивая ответ в них. И, очевидно, находя. - Gott ist tot, Басти, - шёпотом произносит Вампир. Бог мёртв. Дием не знает, верит ли он в это, но они обсудят теории Ницше в другой раз. Потому что Себастьян садится на пол, совсем близко, и открывает бутылку виски. Дием не ел пару дней, и его стошнит после второго же глотка, но после, когда Моран без лишних слов подставит шею, это стало таким естественным, не смотря на то, что Каин превращал это в табу. Сейчас он не мог не поддаться. Но всяческое обсуждение этого всё ещё под замком. Пару глотков , – станет легче. Они не станут включать свет, не станут и говорить. Будут только долго вглядываться в глаза друг друга. Дием владеет всем миром, но кажется, что Италия ему неподвластна. Будто бы её невозможно покорить. Её величественная архитектура, выдержавшая века, словно насмехается над ещё одним королем, императором, владыкой, собравшимся покорить её. «Мальчик, ты можешь пытаться, но ты не первый. Не ты и последний,» - словно говорят все те стены, расписанные потолки и резные оконные рамы. В такие моменты Каину хочется уничтожить их навсегда. Обрести славу Герострата. Стать последним королём, которого повидали эти стены и статуи с пустыми глазами и вечно недовольными лицами. Но когда он стоит на верхушке собора Святого Петра и смотрит на вечный город Рим, чувствуя, как знакомые руки обнимают его со спины, он чувствует себя грешником, которому не преодолеть величие этого города. Но Каин оборачивается, смотрит на свою собственную «копию Давида», во много раз превзошедшую оригинал, и думает о том, что есть вещи, которым он готов простить непокорность. Ведь именно она и делает их совершенными.