нехорошие времена

Между ними случаются полосы отчуждения. Себастьян про себя называет их: "нехорошие времена". Обычно это бывает, когда Каин сильно превысит лимит его терпения. Или в том случае, если Моран разозлится на Диема так, что допустит какую угодно околокритическую ошибку. Ударит словом, как тугой плетью. Слова, именно слова, очень часто въедаются концентрированной кислотой куда-то в самую глубь, в мякоть вампирского существа, в его у-я-з-в-и-м-о-с-т-ь, куда только и могут пробиться ЭТИ слова. И никакие иные. Слова, сказанные с определенной резкостью, в ограниченном диапазоне, фиксированной тональности, поставленные в особом порядке, окрашенные в неповторимый оттенок. Но сейчас полковник отгородился из-за того, что Каин снова переработал, а это вылилось в несколько дней и ночей искусной игры на нервах снайпера, а затем отходняке примерно на сутки. Когда это происходит - Моран каждый раз превращается в ломовую лошадь. Он делает очень многое за двоих, забывая столько же(больше) делать за себя самого. К примеру, нормально спать и питаться. Нестабильное состояние Диема превращается в эпицентр. В ось, средоточие, средостение плохого и хорошего. Точку напряжения, от которой, при определенной совокупности факторов, недалеко до точки невозврата. Теоретически. Им пока ни разу не выпадала эта, фатальная комбинация. Немного похоже на зону турбулентности при полете. Дием приходит в себя и, если он перегнул палку, то сразу же когда он в порядке, уже в порядке - Себастьян рисует вокруг себя меловой круг, удерживает на дистанции. Это нельзя назвать обидой. Он не обижается. Но. Опомнившись, Вампир вполне понимает, что несколько дней кряду превращал нервную систему своего снайпера в лохмотья, стружку, опилки и осколки. Которые старательно, но не специально вдавливал ему же в глаза. До боли. Он ненадолго становится податливым, обтекаемым, тихим. Как это говорят, шелковым. Чтобы хоть как-то компенсировать ущерб. Вот и сегодня. Вошел неслышно, аккуратно остановился за плечом, не нарушая зоны комфорта. - Мор, - чуть споткнулся, говорит почти шепотом, не поднимая глаз: - Знаешь. Хочу тебе кое-что показать. - О, ещё?! Что-то ещё?.. Огрызается Себастьян, намекая на новый "концерт", несмотря на то, что точно уверен: представления сейчас не будет. - Это важно. Предпринимает последнюю попытку Дием и по тону снайпер понимает, что если не сменить гнев на милость прямо сию секунду, он просто никогда не узнает, что хотел показать ему Каин. Вообще никогда. - Ладно. Себастьян поднимается на ноги, но смотрит всё ещё с колючим холодком в серых глазах, с отголосками усталости и недавнего перенапряжения. Каин ведет его вниз, а в лифте просит закрыть глаза и не подсматривать. Себастьян отфыркивается, но слушается. - Так... еще немного...теперь - можно! Почти торжественно сообщает Ди, не отпуская его руку, за которую ненавязчиво вел всё это время. Моран захлебывается воздухом, ведь то, что он видит: невозможно. Мотоцикл. "Харлей Дэвидсон". Тот самый, который ему подарили на выпускной в школе. И который, к большому сожалению, не удалось найти, по возвращении с жестокой и холодной войны, в том самом гараже, где он был оставлен. - Как...ты его нашел? И с удивлением вспоминает, что рассказывал. Рассказывал, как ему было жаль потерять эту машину в свое время. Вот только рассказывал лишь тогда, когда сидел рядом с, мягко сказать, невменяемым Вампиром. Не думал, что тот слышит. Не ведал, что тот помнит. Не знал, что он будет искать. Моран переплетает их пальцы и шагает ближе. Не к мотоциклу. К супругу. Стирая несуществующую черту, которая не бывает нарисована по-настоящему.